Неточные совпадения
― Да,
сон, ― сказала она. ― Давно уж я видела этот
сон. Я видела, что я вбежала в свою спальню, что мне нужно там взять что-то,
узнать что-то; ты
знаешь, как это бывает
во сне, ― говорила она, с ужасом широко открывая глаза, ― и в спальне, в углу стоит что-то.
― Он копошится и приговаривает по-французски скоро-скоро и,
знаешь, грассирует: «Il faut le battre le fer, le broyer, le pétrir…» [«Надо ковать железо, толочь его, мять…»] И я от страха захотела проснуться, проснулась… но я проснулась
во сне. И стала спрашивать себя, что это значит. И Корней мне говорит: «родами, родами умрете, родами, матушка»… И я проснулась…
— Есть, брат! Вот видишь ли, ты
знаешь тип женщин Оссиановских… женщин, которых видишь
во сне… Вот эти женщины бывают на яву… и эти женщины ужасны. Женщина, видишь ли, это такой предмет, что, сколько ты ни изучай ее, всё будет совершенно новое.
— Я не хочу спать, мамаша, — ответишь ей, и неясные, но сладкие грезы наполняют воображение, здоровый детский
сон смыкает веки, и через минуту забудешься и спишь до тех пор, пока не разбудят. Чувствуешь, бывало, впросонках, что чья-то нежная рука трогает тебя; по одному прикосновению
узнаешь ее и еще
во сне невольно схватишь эту руку и крепко, крепко прижмешь ее к губам.
Наконец, пришло ему в голову, что не лучше ли будет пойти куда-нибудь на Неву? Там и людей меньше, и незаметнее, и
во всяком случае удобнее, а главное — от здешних мест дальше. И удивился он вдруг: как это он целые полчаса бродил в тоске и тревоге, и в опасных местах, а этого не мог раньше выдумать! И потому только целые полчаса на безрассудное дело убил, что так уже раз
во сне, в бреду решено было! Он становился чрезвычайно рассеян и забывчив и
знал это. Решительно надо было спешить!
— Какой сказочный город! Идешь, идешь и вдруг почувствуешь себя, как
во сне. И так легко заплутаться, Клим! Лев Тихомиров — москвич? Не
знаешь? Наверное, москвич!
—
Во сне сколько ни ешь — сыт не будешь, а ты —
во сне онучи жуешь. Какие мы хозяева на земле? Мой сын, студент второго курса, в хозяйстве понимает больше нас. Теперь, брат, живут по жидовской науке политической экономии, ее даже девчонки учат. Продавай все и — едем! Там деньги сделать можно, а здесь — жиды, Варавки, черт
знает что… Продавай…
— Когда не
знаешь, для чего живешь, так живешь как-нибудь, день за днем; радуешься, что день прошел, что ночь пришла, и
во сне погрузишь скучный вопрос о том, зачем жил этот день, зачем будешь жить завтра.
— Как он смеет так говорить про моего барина? — возразил горячо Захар, указывая на кучера. — Да
знает ли он, кто мой барин-то? — с благоговением спросил он. — Да тебе, — говорил он, обращаясь к кучеру, — и
во сне не увидать такого барина: добрый, умница, красавец! А твой-то точно некормленая кляча! Срам посмотреть, как выезжаете со двора на бурой кобыле: точно нищие! Едите-то редьку с квасом. Вон на тебе армячишка, дыр-то не сосчитаешь!..
— Да, лучше оставим, — сказала и она решительно, — а я слепо никому и ничему не хочу верить, не хочу! Вы уклоняетесь от объяснений, тогда как я только вижу
во сне и наяву, чтоб между нами не было никакого тумана, недоразумений, чтоб мы
узнали друг друга и верили… А я не
знаю вас и… не могу верить!
— Кому ты это говоришь! — перебил Райский. — Как будто я не
знаю! А я только и
во сне, и наяву вижу, как бы обжечься. И если б когда-нибудь обжегся неизлечимою страстью, тогда бы и женился на той… Да нет: страсти — или излечиваются, или, если неизлечимы, кончаются не свадьбой. Нет для меня мирной пристани: или горение, или —
сон и скука!
— А вот этого я и не хочу, — отвечала она, — очень мне весело, что вы придете при нем — я хочу видеть вас одного: хоть на час будьте мой — весь мой… чтоб никому ничего не досталось! И я хочу быть — вся ваша… вся! — страстно шепнула она, кладя голову ему на грудь. — Я ждала этого, видела вас
во сне, бредила вами, не
знала, как заманить. Случай помог мне — вы мой, мой, мой! — говорила она, охватывая его руками за шею и целуя воздух.
Сказав это, он вдруг ушел; я же остался, стоя на месте и до того в смущении, что не решился воротить его. Выражение «документ» особенно потрясло меня: от кого же бы он
узнал, и в таких точных выражениях, как не от Ламберта? Я воротился домой в большом смущении. Да и как же могло случиться, мелькнуло
во мне вдруг, чтоб такое «двухлетнее наваждение» исчезло как
сон, как чад, как видение?
— Ламберт, ты — мерзавец, ты — проклятый! — вскричал я, вдруг как-то сообразив и затрепетав. — Я видел все это
во сне, ты стоял и Анна Андреевна… О, ты — проклятый! Неужели ты думал, что я — такой подлец? Я ведь и видел потому
во сне, что так и
знал, что ты это скажешь. И наконец, все это не может быть так просто, чтоб ты мне про все это так прямо и просто говорил!
И вдруг Нехлюдов вспомнил, что точно так же он когда-то давно, когда он был еще молод и невинен, слышал здесь на реке эти звуки вальков по мокрому белью из-за равномерного шума мельницы, и точно так же весенний ветер шевелил его волосами на мокром лбу и листками на изрезанном ножом подоконнике, и точно так же испуганно пролетела мимо уха муха, и он не то что вспомнил себя восемнадцатилетним мальчиком, каким он был тогда, но почувствовал себя таким же, с той же свежестью, чистотой и исполненным самых великих возможностей будущим и вместе с тем, как это бывает
во сне, он
знал, что этого уже нет, и ему стало ужасно грустно.
Слушаю я вас, и мне мерещится… я, видите, вижу иногда
во сне один
сон… один такой
сон, и он мне часто снится, повторяется, что кто-то за мной гонится, кто-то такой, которого я ужасно боюсь, гонится в темноте, ночью, ищет меня, а я прячусь куда-нибудь от него за дверь или за шкап, прячусь унизительно, а главное, что ему отлично известно, куда я от него спрятался, но что он будто бы нарочно притворяется, что не
знает, где я сижу, чтобы дольше промучить меня, чтобы страхом моим насладиться…
— Да, это была слабость природы… но я не мог тебе верить. Я не
знаю, спал ли я или ходил прошлый раз. Я, может быть, тогда тебя только
во сне видел, а вовсе не наяву…
— Илюша часто, очень часто поминал об вас, даже,
знаете,
во сне, в бреду. Видно, что вы ему очень, очень были дороги прежде… до того случая… с ножиком. Тут есть и еще причина… Скажите, это ваша собака?
Новая метода-с: ведь когда ты
во мне совсем разуверишься, то тотчас меня же в глаза начнешь уверять, что я не
сон, а есмь в самом деле, я тебя уж
знаю; вот я тогда и достигну цели.
— Вся ваша воля, — начал было Сергеич, но спохватился и резко, но резонно ответил: — Вы, сударыня, только не
знай за что народ изводите. Сенька-то, может, и
во сне не видал, где брат у него находится… Нечего ему и писать.
Месяц, остановившийся над его головою, показывал полночь; везде тишина; от пруда веял холод; над ним печально стоял ветхий дом с закрытыми ставнями; мох и дикий бурьян показывали, что давно из него удалились люди. Тут он разогнул свою руку, которая судорожно была сжата
во все время
сна, и вскрикнул от изумления, почувствовавши в ней записку. «Эх, если бы я
знал грамоте!» — подумал он, оборачивая ее перед собою на все стороны. В это мгновение послышался позади его шум.
Вообще, очень религиозный, отец совсем не был суеверен. Бог все видит, все
знает, все устроил. На земле действуют его ясные и твердые законы. Глупо не верить в бога и глупо верить в
сны, в нечистую силу,
во всякие страхи.
Мой приятель не тратил много времени на учение, зато все закоулки города
знал в совершенстве. Он повел меня по совершенно новым для меня местам и привел в какой-то длинный, узкий переулок на окраине. Переулок этот прихотливо тянулся несколькими поворотами, и его обрамляли старые заборы. Но заборы были ниже тех, какие я видел
во сне, и из-за них свешивались густые ветки уже распустившихся садов.
Как это часто бывает
во сне, — я не
знал, почему мне это не удавалось.
— Почему? Не
знаешь почему? Он свет видал, свою матку помнит. Понял ты: заснет ночью, она к нему
во сне и приходит… Только она старая теперь, а снится ему все молодая… А тебе снится ли?
— «А о чем же ты теперь думаешь?» — «А вот встанешь с места, пройдешь мимо, а я на тебя гляжу и за тобою слежу; прошумит твое платье, а у меня сердце падает, а выйдешь из комнаты, я о каждом твоем словечке вспоминаю, и каким голосом и что сказала; а ночь всю эту ни о чем и не думал, всё слушал, как ты
во сне дышала, да как раза два шевельнулась…» — «Да ты, — засмеялась она, — пожалуй, и о том, что меня избил, не думаешь и не помнишь?» — «Может, говорю, и думаю, не
знаю».
— Да, не физическую. Мне кажется, ни у кого рука не подымется на такого, как я; даже и женщина теперь не ударит; даже Ганечка не ударит! Хоть одно время вчера я так и думал, что он на меня наскочит… Бьюсь об заклад, что
знаю, о чем вы теперь думаете? Вы думаете: «Положим, его не надо бить, зато задушить его можно подушкой, или мокрою тряпкою
во сне, — даже должно…» У вас на лице написано, что вы это думаете, в эту самую секунду.
Иногда снятся странные
сны, невозможные и неестественные; пробудясь, вы припоминаете их ясно и удивляетесь странному факту: вы помните прежде всего, что разум не оставлял вас
во всё продолжение вашего сновидения; вспоминаете даже, что вы действовали чрезвычайно хитро и логично
во всё это долгое, долгое время, когда вас окружали убийцы, когда они с вами хитрили, скрывали свое намерение, обращались с вами дружески, тогда как у них уже было наготове оружие, и они лишь ждали какого-то знака; вы вспоминаете, как хитро вы их наконец обманули, спрятались от них; потом вы догадались, что они наизусть
знают весь ваш обман и не показывают вам только вида, что
знают, где вы спрятались; но вы схитрили и обманули их опять, всё это вы припоминаете ясно.
Знаю, что такой же есть у Егора Антоновича, а твой явился как
во сне; наши старики меня в нем не
узнают, а я в этом деле сам не судья.
— И вот уже пять дней, каждый час, каждую минуту…
Во сне ли, сплю ли — все об нем, об нем!
Знаешь, Ваня: пойдем туда, проводи меня!
Но я
знаю также, что Софрон Матвеич влачит свое серенькое существование с грехом пополам, между тем как Хрисашка блестит паче камня самоцветного и, конечно, не всуе видит
во сне медаль.
Я
знаю, например, что нередко ему снились мундиры самых разнообразных цветов и покроев, но всегда с великолепным шитьем; однажды он даже увидел себя
во сне сплошь утыканным павлиными перьями, которые так и играли на солнце всевозможными радужными цветами.
— Хорошо все это, словно
во сне, так хорошо! Хотят люди правду
знать, милая вы моя, хотят! И похоже это, как в церкви, пред утреней на большой праздник… еще священник не пришел, темно и тихо, жутко
во храме, а народ уже собирается… там зажгут свечу пред образом, тут затеплят и — понемножку гонят темноту, освещая божий дом.
Как к завтра урока не выучишь; всю ночь снятся учитель, мадам, девицы; всю ночь
во сне уроки твердишь, а на другой день ничего не
знаешь.
Почуял, что ли, он
во сне, что кони не бегут, как вскочит, да на меня!"Ах ты сякой!"да"Ах ты этакой!"Только бить не бьет, а так,
знаешь, руками помахивает!
Даже
во сне вижу, как я, их всех накрою, как они,
знаете, собрались, и свечи горят-с…
Михеича действительно увели, и остались они втроем. Тут я всего, ваше высокоблагородие, наслушался, да и об архиерее-то, признаться, впервой
узнал.
Знал я, что они, с позволения сказать, развратники, ну, а этого и
во сне не чаял. И кто ж архиерей-то! Андрюшка Прорвин, здешний, ваше высокоблагородие, мещанин, по питейной части служил, и сколько даже раз я его за мошенничества стегал, а у них вот пастырь-с! Даже смеху достойно, как они очки-то втирают!
А я стою, не трогаюсь, потому что не
знаю, наяву или
во сне я все это над собою вижу, и полагаю, что я все еще на конике до краю не достиг; а наместо того, как денщик принес огонь, я вижу, что я на полу стою, мордой в хозяйскую горку с хрусталем запрыгнул и поколотил все…
При входе в спальный вагон меня принял молодой малый в ловко сшитом казакине и в барашковой шапке с бляхой
во лбу, на которой было вырезано: Артельщик.В суматохе я не успел вглядеться в его лицо, однако ж оно с первого же взгляда показалось мне ужасно знакомым. Наконец, когда вес понемногу угомонилось, всматриваюсь вновь и кого же
узнаю? — того самого «мальчика без штанов», которого я, четыре месяца тому назад, видел
во сне, едучи в Берлин!
Пользуясь этою передышкой, я сел на дальнюю лавку и задремал. Сначала видел
во сне"долину Кашемира", потом — "розу Гюллистана", потом — "груди твои, как два белых козленка", потом — приехал будто бы я в Весьегонск и не
знаю, куда оттуда бежать, в Устюжну или в Череповец… И вдруг меня кольнуло. Открываю глаза, смотрю… Стыд!! Не бичующий и даже не укоряющий, а только как бы недоумевающий. Но одного этого"недоумения"было достаточно, чтоб мне сделалось невыносимо жутко.
— И не
знаю, брат, как сказать. Говорю тебе: все словно как
во сне видел. Может, она даже и была у меня, да я забыл. Всю дорогу, целых два месяца — ничего не помню! А с тобой, видно, этого не случалось?
— Она, голубка, и
во сне озабочена, печется одним, как бы согреть и напоить меня, старого, теплым, а не
знает того, что согреть меня может иной уголь, горящий
во мне самом, и лишь живая струя властна напоить душевную жажду мою, которой нет утоления при одной мысли, что я старый… седой… полумертвец… умру лежачим камнем и… потеряю утешение сказать себе пред смертью, что… силился по крайней мере присягу выполнить и… и возбудить упавший дух собратий!
Каждый человек нашего времени с невольно усвоенным им христианским сознанием находится в положении, совершенно подобном положению спящего человека, который видит
во сне, что он должен делать то, чего, как он
знает это и
во сне, он не должен делать.
— Более же всего я люблю сомов, даже
во снах,
знаете, вижу их нередко…
— Не на радость!.. Нет, Юрий Дмитрич, я не хочу гневить бога: с тобой и горе мне будет радостью. Ты не
знаешь и не
узнал бы никогда, если б не был моим супругом, что я давным-давно люблю тебя.
Во сне и наяву, никогда и нигде я не расставалась с тобою… ты был всегда моим суженым. Когда злодейка кручина томила мое сердце, я вспоминала о тебе, и твой образ, как ангел-утешитель, проливал отраду в мою душу. Теперь ты мой, и если ты также меня любишь…
И вот она пред человеком, которого
знала за девять месяцев до рождения его, пред тем, кого она никогда не чувствовала вне своего сердца, — в шелке и бархате он пред нею, и оружие его в драгоценных камнях. Всё — так, как должно быть; именно таким она видела его много раз
во сне — богатым, знаменитым и любимым.
Так и заснул навсегда для земли человек, плененный морем; он и женщин любил, точно сквозь
сон, недолго и молча, умея говорить с ними лишь о том, что
знал, — о рыбе и кораллах, об игре волн, капризах ветра и больших кораблях, которые уходят в неведомые моря; был он кроток на земле, ходил по ней осторожно, недоверчиво и молчал с людьми, как рыба, поглядывая
во все глаза зорким взглядом человека, привыкшего смотреть в изменчивые глубины и не верить им, а в море он становился тихо весел, внимателен к товарищам и ловок, точно дельфин.
— Ах, милый мой! — сказала она, зажмуривая глаза. — Все хорошо, что хорошо кончается, но, прежде чем кончилось хорошо, сколько было горя! Вы не смотрите, что я смеюсь; я рада, счастлива, но мне плакать хочется больше, чем смеяться. Вчера я выдержала целую баталию, — продолжала она по-французски. — Только один бог
знает, как мне было тяжело. Но я смеюсь, потому что мне не верится. Мне кажется, что сижу я с вами и пью кофе не наяву, а
во сне.
— Видела
во сне, будто опять арфисткой стала. Пою соло, а против меня стоит большущая, грязная собака, оскалила зубы и ждет, когда я кончу… А мне — страшно ее… и
знаю я, что она сожрет меня, как только я перестану петь… и вот я все пою, пою… и вдруг будто не хватает у меня голосу… Страшно! А она — щелкает зубами… К чему это?..
Он отвечал, как
во сне. Ему было странно слышать её вопросы, глаза её должны были
знать всё, что творилось в его душе.